9
Уважаемый Виктор Николаевич!
Прошу прощения, что не ответила вовремя: пришлось уехать по делам на несколько дней, и хоть технических препятствий ответить Вам и не было, но, Вы понимаете, наша переписка носит такой характер, что наспех в самолёте с ноутбука не ответишь. Сейчас выбрала время и надеюсь ответить на все интересующие Вас вопросы.
Вы заверяете меня в Вашей честности и искренности, но, уверяю Вас, это лишнее. Я слишком хорошо знакома с Юлианой Филипповной, чтобы доверять её рекомендациям. Как я понимаю, Ваше знакомство с ней тоже долговременно, поэтому мне вполне достаточно её слова, чтобы не беспокоиться о добросовестности её друзей. Поэтому так же честно и искренне постараюсь удовлетворить Ваш интерес.
Но не скрою, я действительно колебалась, прежде чем дать согласие на сотрудничество с Вами. Я очень трепетно отношусь ко всему, что связано с родителями, и у меня возникли сомнения в деликатности обсуждаемого вопроса. Но после того, как Юлиана Филипповна рассказала мне об одном случае, связанном с Вами (я знаю, она спрашивала у Вас согласия, прежде чем сделать это), после того, как я узнала о Ваших научных работах, я решила всё же пойти Вам навстречу. Уверена, что Вы не обратите полученные Вами сведения во вред моей семье и копии писем, которые я отправила Вам, будут возвращены мне в целости и сохранности.
Вы правы, история моей семьи не совсем обычна и заслуживает того, чтобы о ней узнали люди. Теперь, когда и мамы не стало, считаю своим долгом увековечить память о ней и отце, пусть даже это будет всего лишь глава в книге. Идея и название мне понравились сразу; несколько глав, присланных Вами, укрепили моё мнение о Вашем труде. Действительно, «Простая любовь» - реальные истории о реальной любви из нашей жизни…
Думаю, не стоит напоминать Вам о том, что, каким бы лояльным ни было моё отношение, публикацию прямых цитат из писем я считаю невозможной. Хоть Вы и не просили об этом, видимо, в полной мере понимая мою мотивацию, на всякий случай решила осветить для Вас свою позицию, чтобы между нами всё было ясно. Я решила послать Вам письма потому, что считаю их намного более способными передать атмосферу этой уникальной связи между двумя людьми, чем любые мои объяснения.
Мама прожила без отца чуть более полутора лет, и со дня его ухода я не помню вечера, когда бы она не перечитывала писем, написанных им во время её болезни. Сама она ушла ровно через столько же времени, сколько он тогда ждал её возвращения. У меня промелькнула мысль о том, что она тоже захочет написать ему, но она, видимо, поняла это и, хоть я ни о чём и не спрашивала, однажды сказала мне: «Он не знал, кто из нас ждёт друг друга. Боялся, что ждёт напрасно, что это не я должна вернуться, а он – прийти ко мне. Теперь я точно знаю, что он ждёт меня. Зачем писать? Мы поговорим при встрече». Она сказала это просто, спокойно, как будто отец вышел в другую комнату и она вот-вот должна пойти туда за ним. Но я почему-то не могла произнести ни слова.
Я узнала о письмах в тот день, когда мне исполнилось 18 лет. Мама достала их и протянула мне со словами: «Я хочу, чтобы ты прочитала это. Возможно, ты избежишь в жизни многих ошибок». Я прочитала письма один раз. Всего один раз. Но запомнила каждую запятую, каждое слово. И хоть больше никогда в жизни я ни словом, ни намёком не упоминала о них, мама видела: она оказалась права. Эти письма помогали мне.
Двое взрослых, сильных мужчин, заботящихся о крошечной девочке в красной куртке; человек, которому холодно даже в самую сильную жару; пожилая, раздавленная горем женщина, ставшая второй матерью, жертвующая собой ради спасения детей; и, наконец, жалкие бусинки воспоминаний о проведённых вместе двенадцати месяцах, превратившиеся в самые дорогие жемчужные чётки… Конечно, тогда я не понимала и половины того, что на самом деле значили эти письма. Очень остро и живо относилась ко всему, что прочла, сердилась на бабулю, жалела папу… Но где-то в подсознании отложилась вся общая атмосфера этих писем, и в самые тяжёлые минуты жизни, особенно в минуты, когда предстояло сделать выбор, передо мной невольно вставали картины из писем, и теперь, когда у меня самой родился внук, я могу точно сказать: не знаю, как бы повернулась моя жизнь, не храни я где-то глубоко в себе этих писем…
Никогда и никому я не рассказывала о них. И родители при мне не упоминали о них, и я не видела, чтобы мама их перечитывала. И лишь после смерти отца она не таясь стала доставать письма, и я поняла: она всю жизнь читала их, так же, как читала сейчас – спокойно, сосредоточенно, иногда поправляя очки…
Вы спрашивали, когда и как мама вернулась к нам. Это случилось в ту ночь, когда отец написал последнее письмо. После первого сердечного приступа врачи не сумели стабилизировать его состояние, ему опять стало плохо… Была грозовая, ливневая ночь. Когда в Афинах врачи спасали отца, в Москве пришла в себя мама. Потом я спрашивала знакомых врачей, могло ли это быть связано. В глубине души я была уверена, что так и было, что даже если сейчас меня поднимут на смех и твёрдо скажут, что это невозможно, то и тогда я не поверю и всё равно буду знать, что мама почувствовала, что отцу стало плохо и пришла ему на помощь. Друзья уклончиво ответили, что эта область ещё недостаточно изучена и однозначного ответа дать никто не может…
Родители никогда не говорили при посторонних о своей любви. Только уже в пожилом возрасте, когда на семейных праздниках собирались родственники и друзья, отец иногда мог не сдержаться и благодарил маму за всё. А так – между ними был принят такой нежно-шутливый тон, причём эта шутливость делала нежность ещё пронзительней. Никогда я не слышала, чтобы они повышали друг на друга голос или серьёзно ссорились. Иногда лишь повздорят – и через десять минут уже мирятся. Никаких долгих, мучительных выяснений отношений – лишь взгляды, ласковые прикосновения… Они словно говорили друг другу: «Зачем мы суетимся, спорим? Ведь и так понятно, что всё это чепуха, вздор, и никому не нужно, ведь и так понятно, что мы не можем друг без друга…». Они словно были немного НАД жизнью, словно смотрели на всё со стороны. И те, кто видел их и был рядом с ними, невольно начинали относиться к жизни так же.
Когда мой сын женился, дед его невесты (тот самый Малиновский из писем) вполне серьёзно сказал детям: «Нельзя, чтобы природа на детях отдыхала… Берегите друг друга». Он очень переживал всегда, что у меня жизнь сложилась не так, как ему бы хотелось, не так, как у родителей… И я, и родители пытались объяснить ему, что не бывает у всех одинаково, что нельзя обижаться на судьбу за то, что не дала мне того, что маме с папой. Но он с самого начала считал меня каким-то особенным ребёнком и всегда жалел меня, даже когда мама уже почти выздоровела. И она очень ценила его, потому что видела и знала, как и все мы, что он меня любит больше, чем собственную дочь...
С Инной мы всегда были неразлучны: она младше меня всего на три года, и куда бы дядя Роман с женой ни поехали отдыхать, они всегда брали меня с собой. И нельзя сказать, чтобы папе это нравилось. Он вообще не любил, чтобы я надолго уезжала, даже когда уже стала взрослой и вышла замуж. Но маме удавалось убедить его; она всегда повторяла: таких друзей, как дядя Роман, надо беречь.
Конечно, до конца мама так и не выздоровела; конечно, отец всю жизнь боялся за неё. Но он никогда не показывал этого, вёл себя так, как будто она была совершенно здорова. Только иногда вскинет резко голову и напряжётся весь, когда покажется, что мама побледнела, что ей не очень хорошо… Умер он два года назад, в один миг, во сне. В этот день к родителям приехала моя невестка Наташа, сказала, что ждёт ребёнка. Отец очень радовался, в глазах стояли слёзы. И когда мама проснулась ночью и увидела, что он не дышит, на губах его была улыбка.
Сказать, что он любил Андрея, - ничего не сказать. А ведь сначала всё было очень непросто. Когда он узнал о том, что у меня будет ребёнок, он весь почернел и ходил мрачный несколько дней. На всю жизнь у него остался страх перед родами, потому что от них мама заболела… И когда я росла, если кто-нибудь из знакомых в шутку говорил: вот, мол, вырастет Катя, будут у тебя внуки, он всегда обрывал собеседника и замыкался, и никто понять не мог, что с ним. И когда это случилось, не мог скрыть своего отчаяния. Даже говорил со мной об операции, только чтобы сама не рожала… Всё то время, что длились роды, он сидел у дверей палаты, и Юра, выходя из палаты, видел его – напряжённого, стиснувшего зубы, но внешне спокойного… Маме и бабуле едва удавалось уговорить его хотя бы поесть.
Родился Андрей, мы чувствовали себя хорошо, но тревога не отпускала отца ещё долго… И когда он понял наконец, что опасности никакой нет и волноваться не стоит, он как будто стал навёрстывать упущенное и спешил дать Андрею ту любовь, которой, как ему казалось, он лишил его, когда тревожился за меня. И даже когда Юра ещё жил с нами, Андрей раскрывался больше перед дедом, чем перед своим отцом. Ходил к нему советоваться, подолгу разговаривал… Он вообще похож на него, им было интересно вместе. В отличие от меня, Андрей с детства был увлечён работой отца, по целым дням пропадал в офисе компании «Зималетто», я Вам рассказывала о ней… Папа так радовался этому, ведь меня привлекало другое и в своё время он немного расстраивался, что я совсем равнодушна к его работе. Но мама и здесь убедила его, да для него это, в общем-то, и не имело особого значения. Он часто повторял: надо уметь отличать важное от неважного… Родители видели, что я довольна своей профессией, а это было самое главное для них. И отец неимоверно гордился моим членством в Международном союзе журналистов, как будто это был по меньшей мере титул олимпийской чемпионки…
Я знаю, во многом я не оправдала его надежд. Он был уверен, что растит меня только для радости, для счастливой жизни, и каждая моя неудача причиняла ему острую боль. Но он не хотел, чтобы я узнала об этом, не хотел, чтобы я жила с оглядкой на него и маму. Я поняла это уже в зрелом возрасте, когда у меня самой уже был ребёнок, когда стала по-настоящему осмысливать то, что прочла в его письмах к маме… Но это не мешало мне, я, как и прежде, делала то, что считала нужным, просто стала любить его ещё больше. Бабуля как-то сказала: любить – значит понимать…
И ещё я знала: если я буду что-то делать (или не делать) только для того, чтобы не разочаровать отца, это расстроит маму. Мы разговаривали с ней об этом, она сказала: «Лучшее для него – видеть, что ты свободна, что ты остаёшься самой собой. Если он поймёт, что в чём-то ограничивает твою жизнь, это ранит его намного больше, чем видеть тебя оступающейся, делающей ошибки – но по-своему». В этом он совсем не похож на дедушку Валеру, добавила мама. Она говорила о своём отце.
Конечно, не всегда всё было так ясно, конечно, мне было нелегко. Но, как ни странно, пережить развод мне во многом помог именно отец. Тем, что вопреки ожиданиям не стал рвать и метать, не стал обвинять во всём Юру. И потом, когда я встретила Олега, он принял его так же спокойно… нет, неверно – просто ПРИНЯЛ. Он вполне естественно тревожился, не навредит ли Андрею, если в доме появится чужой мужчина, но когда я сказала ему, что решила переехать к Олегу только после того, как Андрей с Наташей поженятся, возмутился и сказал, что муж с женой должны жить вместе и не делить ничего – ни квартир, ни детей… Поговорил с Андреем, понял, что любовь к отцу уживается в нём с уважением к Олегу. Вздыхая, говорил маме: не могу понять, не могу, но - принимаю… И я была благодарна ему за это.
Виктор Николаевич, если Вас интересует ещё что-то, спрашивайте, можно прямо сегодня, весь день я готова посвятить Вам. Конечно, мы поговорим более подробно при встрече; если возможно, подтвердите, пожалуйста, факт своего приезда. Я рассчитываю на 28 мая, как Вы и говорили. Юлиана Филипповна тоже будет рада Вас видеть. В последнее время она не очень хорошо себя чувствует, почти не видит, но всё равно лежать не хочет; как всегда, подтянута, бодра и даже изредка выходит гулять. Она очень ждёт встречи с Вами.
Вместе со своим письмом посылаю Вам текст ещё одного письма, найденного мною уже после смерти мамы. И, хоть мама и не оставила мне этого письма (думаю, по чистой случайности она забыла о нём), в отличие от тех, копии которых вы получили, думаю, что это письмо я могу тоже считать своим.
В письме упомянуто стихотворение, с которым была связана какая-то давняя история, ещё до моего рождения. Подробностей я не знаю, всегда чувствовала, что мне не нужно спрашивать об этом. Папа не очень любил и понимал поэзию, и мама иногда подтрунивала над ним в этом. Остальное Вы поймёте сами, объяснения не нужны.
Жду Вашего ответа.
С благодарностью и уважением, Жданова Е.А.
-------------------------------------------------------------------------
|