|
23.
Юлиана наконец покинула конференц-зал, и трое оставшихся с облегчением вздохнули. Показ коллекции отошёл на второй план после сообщения Андрея о своём разговоре с отцом, и этим троим, единственным посвящённым в тайну, не терпелось обсудить её. Чем Малиновский и Катя незамедлительно и занялись. Обсуждали будущую стратегию «Зималетто», что нужно предпринять в первую очередь, чтобы как можно быстрее осуществить план вывода компании из кризиса… Андрей слушал и не слушал их.
Отец пока не принял окончательного решения, и Андрей слабо понимал, как в таких условиях можно серьёзно обсуждать какие-то конкретные шаги. Перед ним сейчас стояла задача более сложная: обдумать свою собственную стратегию.
За прошедшие дни он очень многое осмыслил, пересмотрел. И понял, что отец был прав, говоря, что это не приз – остаться на посту президента компании после того, как акционерам станет известна правда… Нужно будет обезвредить Воропаева, выдержать не один тягостный разговор с Кирой… На это нужно тратить время и силы, вместо того, чтобы всю энергию направить на развитие «Зималетто» - то, что они делали бы, не расскажи он обо всём отцу. Но он сознательно выбрал этот путь, он знал, что это усложнит задачу, что на пути появится множество новых препятствий… И что ж теперь горевать об этом. В любом случае – самое тяжёлое позади. И если бы вернуться в тот момент, когда отец прикрыл за собой дверь и тихо сказал: «Я слушаю тебя…», он снова сделал бы то же самое – хотя бы ради того, чтобы снова увидеть взгляд Кати, когда он рассказал ей обо всём… В нём было восхищение. Уважение. И удивление. Она всё-таки поразилась его поступку…
И самое главное – не стала обеспокоенно спрашивать о его состоянии, волноваться, опекать. Сколько раз за эти дни он вспоминал, с какой тревогой – видимо, вот так же она будет беспокоиться о сыне – она говорила о том, что Малиновский может «сбить» его (почти «свести» - словечко из детства), если она не будет в курсе… Как же он вёл себя до этого, если в голову ей приходили такие мысли?! По её мнению, он нуждается в руководстве, ибо не знает, что творит… Ну что ж, возможно, так порой и было... раньше. В прошлом. Теперь подобных поводов он ей не даст.
…Да, многое отдал бы он за такой взгляд, и никакие трудности не остановили бы его.
Он слушал её и с нежностью смотрел на пушистый затылок под высоко поднятой причёской… Теперь она причёсывалась как-то по-новому и такой нравилась ему ещё больше. С улыбкой вспомнил он тот первый момент, когда она зашла в комнату и через минуту обиженно и укоризненно посмотрела на него, поняв, что он сразу и не заметил её нового наряда… Какое это имело для него значение? Он ведь давно уже воспринимал её в целом, мелочей просто не видел… Но для неё, видимо, имело. Потом уж он понял: что-то неуловимо изменилось в ней самой, то ли взгляд стал другим, то ли движения, и голос… И эти-то изменения и нравились ему сейчас, и если этому способствовала их с мамой поездка в магазин «Зималетто», то он рад этому. Он сказал ей об этом, и как она обрадовалась, засветилась вся… Он понял, что попал в точку, и испытал настоящий восторг от сознания незримой связи между ними. «Любовь – не вздохи на скамейке…»… А ведь было время, когда он и не задумывался об этом.
А вот уж кто по-настоящему оценил Катино преображение, так это Малиновский! Всё это время вице-президент пребывал в приподнятом настроении. Наконец-то и с Катей он оказался в своей стихии и не уставал сыпать комплиментами кстати и некстати. Правда, отдача от его усердия оставляла желать лучшего; с усмешкой Андрей наблюдал за этой игрой в одни ворота. В кои-то веки Малиновский получает достойный отпор. Катю, казалось, только забавляло то, что он говорит, и все дифирамбы его попадали, увы, в пустоту. Но и Малиновский не слишком расстраивался: он, казалось, получает удовольствие от самого процесса. И так как все были довольны в этой ситуации, то и Андрей не беспокоился об этом.
Отец сообщил ему о главном результате своих консультаций с юристом: для сохранения «Зималетто» необходимо сохранить «Ника-моду», и если Катя не может больше управлять ею, есть два пути: отдать компанию человеку со стороны либо написать генеральную доверенность на управление одному из акционеров «Зималетто». То есть одному из них – самому Павлу Олеговичу, Андрею, Кире, Роману… О первом варианте отец и слышать не хотел, оставался второй, который, если честно, ставил Андрея в тупик. Он внимательно вслушивался в голос отца, пытался понять, склоняется ли он уже к какому-нибудь решению. Безрезультатно: голос отца был сух и непроницаем. Сам Андрей даже представить себе не мог, кого выберет отец для такой неоднозначной и тяжёлой роли… Но все эти сомнения и даже страх были частью платы за освобождение от лжи, и он готов был платить эту цену.
…Вдруг что-то привлекло его внимание, и он невольно прислушался к тому, что говорила Катя.
- Несколько дней назад я была в одном из магазинов – на Ломоносовском… Впечатлений масса, выводы неутешительные…
- Кать, постой, - нахмурился Андрей, подходя к столу и садясь напротив Кати и Романа. – Ты ведь говорила – тебе там понравилось, и ассортимент, и обслуживание…
- Да, да, всё так, - сказала Катя. – Но у меня осталось впечатление, что не будь со мной Маргариты Рудольфовны, всё могло бы получиться не совсем так… а вернее – совсем не так. То есть и магазины «Зималетто» не исключение в том смысле, что в обслуживании клиента определяющим является его внешний вид… Ну, это так, к вопросу о качестве обслуживания, об этом ещё поговорим, позже. Я сейчас хотела сказать о дополнительном сервисе – продаже аксессуаров. Его надо расширить, и в ближайшее же время.
Андрей недовольно поморщился.
- Кать… Ну, при чём тут аксессуары?
Катя невозмутимо улыбнулась.
- Я сейчас не могу тебе точно сказать – при чём, тут цифры нужны… Если хочешь, сегодня же рассчитаю. Во всём мире такие сервисы расширяются, на них даже, если хочешь, ставка делается… Это ведь дополнительный контент, живые деньги. Находим партнёра, производящего или продающего парфюмерию, платки, сумки, ювелирные изделия, заключаем договор и начинаем работать… Но сначала нужно расширить и оборудовать торговые отделы, подготовить персонал.
Он слушал её и понимал, что она права. Взглянув на Малиновского, увидел на его лице выражение, которое часто возникало у него, когда Катя обсуждала деловые вопросы: даже немного скучающее, уверенное в том, что всё, что она говорит, правильно и обсуждать это – только время тратить…
На мгновение промелькнул страх. Тот самый, который так часто не давал покоя раньше при мысли о том, что он может потерять свою незаменимую помощницу… В потрясениях последних дней ему и в голову это не приходило – на первом плане было стремление оградить её от всей этой ситуации, спрятать, защитить. А теперь… Ведь она не перестала быть моей помощницей, с холодеющим сердцем думал он, глядя на неё – спокойную, сосредоточенную, что-то записывающую в блокнот... Как я смогу работать без неё, ведь я же первый хочу, чтоб она была только женой и мамой!..
А она, ни о чём не подозревая, подняла голову и тепло улыбнулась ему. И как спокойно она реагировала, когда узнала, что ей придётся передать управление «Ника-моды» в другие руки… Почти ничего не пришлось объяснять – она понимала его с полуслова. Видно было, что ею всё это уже обдумано, она была готова к этому разговору.
Он тоже улыбнулся ей.
- Кать, ты, как всегда, права. В первую очередь после Совета займёмся этим. Если только… ну, неважно. И ты говорила ещё, у тебя предложения по самОй будущей коллекции…
Она тихонько вздохнула и даже, показалось ему, чуть покраснела.
- Ох, да… Но я об этом потом тебе скажу, хорошо?.. Кстати, - добавила она с явным намерением изменить тему, - ты не забыл – тебе в банк к 14:00? Уже пять минут второго, нужно выезжать…
Он поспешно взглянул на часы и встал. Действительно, это была важная встреча.
- Ну, а вы что будете делать? – Он взглянул и на Романа. – Пойдёшь обедать?
Роман пожал плечами.
- Как хотите… Могу ещё поработать, если надо.
Катя мельком бросила на него взгляд и снова обратилась к Андрею:
- Буквально ещё несколько минут посидим, мне надо ещё кое-что сказать Роману Дмитричу… Я буду у себя, подожду тебя. Приедешь, и пойдём обедать.
Андрей кивнул и, улыбнувшись ей ещё раз на прощание, вышел.
***
Некоторое время в конференц-зале царило молчание. Роман со скучающим видом развалился на стуле и что-то чёркал в блокноте, лежащим перед ним на столе.
Но скука эта была видимая, и спокойствие его тоже было только внешним. Обычное чувство неловкости и даже какого-то непонятного стыда овладело им – как бывало всякий раз, когда он оставался с Катей наедине. Это при Андрее он мог балагурить и отпускать ей комплименты. Но стоило тому выйти за дверь – лёгкость куда-то улетучивалась, уступая место совсем не нравящимся ему ощущениям…
Но мгновение он поднял глаза, чтобы незаметно посмотреть, чем занята Катя, и тут же оторопело замер: она пристально смотрела на него из-под прищуренных век. «Как будто хочет пронзить насквозь», - с недовольством и раздражением подумал он, проклиная себя за предательский жар, поднимающийся к щекам: так бывало уже не раз в её присутствии.
- Что с вами, Роман Дмитрич? – спокойно спросила Катя. Но Роман знал, что спокойствие это обманчиво – она говорит так нарочно, чтобы позлить его!.. – Выпейте водички… - И с этими словами Катя подвинула к нему пластиковую бутылку с водой, стоявшую около неё.
Роман поспешно замотал головой.
- Нет-нет, не надо, спасибо!.. Я вот сейчас проверю пометки, которые делал при Юлиане, и пойду к себе… - И он нервно схватился за ручку и зачертил бессмысленные узоры ещё усерднее, чем прежде. И вдруг в сердцах ткнул ручкой в лист бумаги и с силой отшвырнул её – так, что она, прокатившись по столу, со стуком упала на пол. – Чёрт, стержень закончился! – вырвалось у него раздражённое восклицание.
Катя даже не вздрогнула. Лицо её озарила медовая улыбка.
- Стержень закончился… - тихо проговорила она, не сводя с него глаз и не давая ему ускользнуть от её взгляда. – Как жаль, что это случилось сейчас, а не тогда… когда вы исписали три листа мелким почерком, составляя для Андрея распорядок дня… вы помните, Роман Дмитрич?
Он сидел, словно пригвождённый к месту, и бессмысленным, остекленевшим взглядом смотрел на неё.
- Конечно, помните, - продолжала Катя. – Ведь вы и сейчас обо мне такого же… нелицеприятного мнения, правда, Роман Дмитрич? Несмотря на все свои комплименты? Но не беспокойтесь, я вас не выдам… Просто посидим, поговорим, как добрые друзья. Мы ведь уже с вами почти друзья, да, Роман Дмитрич?
- Кто… - прохрипел Роман и неимоверным усилием заставил себя вернуть голос в нормальное состояние. – Кто проговорился… Андрюха не мог, не верю… Неужели всё-таки Шурочка?
Катя помолчала немного.
- Не ищите виноватых, Роман Дмитрич, - уже серьёзно сказала она. – Как бы я ни узнала о вашем творении, оно от этого содержания и смысла не меняет. Но делать я больше ничего ни с содержанием, ни со смыслом не буду… Я просто не хотела, чтоб вы думали, что ваше творение бесславно пропало в недрах мусорной свалки. Оно нашло достойного читателя, не сомневайтесь.
Вот не зря он уже несколько месяцев держался с ней настороже. С того самого далёкого дня, когда она впервые посмотрела на него этим своим испепеляющим взглядом… Да, он запомнил этот день, долго ещё не мог оправиться… А потом – этот зигзаг с любовью Жданова, ребёнком, свадьбой… И постоянно он чувствовал на себе эти странные, пугающие взгляды. А она, оказывается, всё это время мысленно его шедевр проговаривала… И он содрогнулся, вспомнив на секунду пару фразочек из «инструкции по совращению» собственного авторства. И она всё это время знала об этом – и молчала!! Молчунья наша… почти колдунья… вот сейчас и правда превратит его в фикус – и что тогда ему делать?! У него ведь дома не тумбочке у кровати билеты лежат… в рай. И вот так, по дороге в рай, вдруг очутиться в аду... или, на крайний случай, в оранжерее?!.. Ну, нет.
- Катя, вы напрасно на меня нападаете, - кое-как совладав с собой, сказал он. – Я уже давно осознал свою вину… и даже, если хотите знать, отчасти загладил её.
- Загладили? Как это? – недоверчиво усмехнулась Катя.
Он пожал плечами.
- Вы действительно хотите знать? Или, может, просто достаточно того, как я отношусь к Андрею? А мои скромные заслуги вы позвольте мне оставить при себе… Кстати… - И он осторожно взглянул на неё. Он знал ответ, но всё же должен был удостовериться. – А Андрея… вы случайно не посвящали в эту нашу с вами тайну?
- Нашу с вами… - медленно повторила она, и уголки её губ в лёгком презрении поползли вниз. – Нет, Андрей ничего не знает. И я прошу вас молчать…
- Неужели вы думаете, я такой идиот, чтобы рассказывать ему и рубить сук, на котором сижу? Андрей ведь со мной даже разговаривать после этого не захочет…
- От вас всего можно ожидать…
Он машинально протестующе мотнул головой и помолчал немного, в задумчивости барабаня пальцами по столу.
- Нет, - наконец решительно сказал он и, выпрямившись, посмотрел на Катю. – Видимо, всё-таки придётся рассказать вам кое-что… так сказать, оправдаться перед вами… - Видно было, что слово это далось ему с немалым трудом. Но, удивлённо улыбнувшись сам себе, словно не веря, что всё это происходит с ним, он всё же продолжал: - Дело в том, Катя, что в последнее время в моей жизни произошли некоторые изменения… ну, личного плана, что ли. Нет-нет, не бойтесь, в подробности я вас посвящать не буду, - смущённо хохотнул он, увидев, как изменилось её лицо. – Просто это напрямую касается того, о чём я хотел сказать вам... Вы думаете, почему Кира Юрьевна почти не замечает вас? Я уверен, вы удивлены и не раз задавали себе этот вопрос…
Бледнея всё больше и больше, Катя смотрела на него. Стараясь не замечать её реакции, чтобы не лишиться уверенности, Малиновский продолжал:
- Рано или поздно Кира Юрьевна всё равно узнала бы о вас. Да и не зная конкретно о вас, она ведь могла доставить Андрею кучу неприятностей… даже мстить… могла заявить о своём намерении забрать свою долю из «Зималетто» и этим попортить Андрею немало крови… Я ведь предупреждал Андрея, что всё это ждёт его, но он ничего не хотел слушать, он хотел только… вас. – И Роман хмыкнул и покачал головой, словно вспоминая то время. – Однажды он попросил меня отвлечь Киру… уже после того, как она узнала… ну, после того, как он порвал с ней. Я согласился.
Он видел, как менялось выражение её лица. Из изумлённого оно превращалось в растерянное, затем в нём появилось понимание… что-то вроде прозрения. Ну, конечно, она ведь это всё помнит… стоит только сложить воедино кусочки этой мозаики, и всё встанет на свои места.
- Вы догадываетесь, что произошло потом. Нет, только не думайте, что я продолжаю использовать её… а вместе со мной и Андрей… и вы. Это не так, это было всего один вечер, всего один. Я убедил её не поднимать шума, подождать… А потом как-то так получилось, что и она не увидела во всём этом необходимости… ведь её жизнь тоже изменилась. Как и ваша с Андреем. Как и моя. – И, чуть заметно улыбаясь, Роман снова откинулся на спинку стула. Его ясные серые глаза открыто смотрели на неё. - Так что, Катя, хоть и косвенно, но я всё-таки в чём-то помог вам…
Катя явно была смущена и не знала, что сказать. Ну, конечно, такая новость… Кира и Малиновский!.. И ко всему ещё примешивается недоверие… Она боится, что чувства его к Кире неискренни, что он продолжает использовать её, тем более что карт-бланш самим бывшим женихом выдан…
Как она может вот так сразу взять – и поверить ему. ЕМУ!! Однако он видел, что лёд тронулся – ведь и не поверить она тоже не может. Слишком уж ладно мозаика складывается… И не совсем обычное поведение его в последнее время, и странное затишье со стороны Киры… А самое главное – то, что он не сказал Андрею ни слова! Она знает, что Андрей уже не смог бы обманывать её и скрывать, что знает об этой связи. И так долго хладнокровно использовать Киру через него, Романа, Андрей бы уже тоже не смог… На секунду в сердце просочился страх: а вдруг она всё-таки предположит такое, вдруг он навредил Андрею, но он тут же отбросил эту мысль, внимательно вглядевшись в Катино лицо. Нет, этого больше не будет. Она верит… доверяет. Как же Жданову, однако, повезло… И вот при этой мысли у него чуть брови вверх не поползли. Дожился. Радуется, что у Жданова с Пушкарёвой всё нормально… А может, оно и к лучшему? Надоело жить двойной жизнью: думать одно, говорить другое…
- Ну, ладно, я пойду. – Он поднялся, придвинул стул к столу. Она изучающе смотрела на него, но по-прежнему не говорила ни слова. Он постоял перед ней в нерешительности. Знал, какие слова должны быть произнесены им сейчас. Но они не шли у него с языка: слишком непривычно. Это как иностранный язык: про себя всё прекрасно проговаривается, но как только соберёшься произнести вслух – ком в горле. Может быть, если он будет часто мысленно эти слова повторять, ему и удастся когда-нибудь попросить у неё прощения… Но сейчас он не готов.
И он молча вышел из конференц-зала. А она, в этот момент почувствовав своего ребёнка, машинально положила руку на живот и долго сидела так, задумчиво глядя на закрывшуюся дверь.
------------------------------------------------------------------------
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
