Кира протянула ему бокал шампанского и улыбнулась. Улыбнулась мило, тепло, так, как только она умела. И Андрей засмотрелся на эту улыбку, засмотрелся в глаза любимой женщины, чувствуя, как внутри натягивается тонкая, звенящая струна мук совести. И это было правильно, он должен был чувствовать себя виноватым, и перед Кирой, и перед Катей. Но на сей раз вина была какая-то другая, неподобающая и заставляющая зачем-то сравнивать двух женщин. И вспоминать. Что скрывать, он уже два дня не мог отделаться от мыслей о Кате Пушкарёвой и их ночи в отеле. Малиновский приказал ему забыть, хотя бы на время новогодних праздников. Так и сказал: устрой себе каникулы. Но какие уж тут каникулы? Воспоминания были слишком живы, слишком горячи и отчего-то излишне смущающие. Не своими интимными подробностями, а тем, что наложили отпечаток на его душу. А от этого на каникулы не сбежишь, даже в Лондон. Никакие расстояния не спасут.
К тому же, в Лондон, к родителям, они не попали. Ночью в Москву пришёл снегопад, которым синоптики стращали жителей два дня до этого. Но кто слушает синоптиков, правда? И поэтому они вместе с Кирой вчера дружно отмахнулись и от предостережений Амуры, и даже не попробовали поменять билеты, и улететь вечером. А утром столицу замело. Андрей стоял у окна своей квартиры, смотрел на белый, холодный мир и думал, вспоминал. В нём не было нежности и теплоты, что он ощущал той ночью. Сейчас в нём просыпалось беспокойство, и он искренне недоумевал, не понимал, что происходит, и как с этим бороться. И близкое присутствие Киры лишь усугубляло, потому что смотреть ей в глаза, как выяснилось, он больше не мог. И Ромкины доводы о том, что они предпринимают подобные шаги и идут на всяческий риск и мучения ради «Зималетто», больше не работали. Андрей без конца вспоминал ту ночь, и Катино «честно-честно», и грудь распирало, на сердце было невыносимо тяжёло, и метель, закружившая миллионный город, очень подходила к его настроению.
Вчера в «Зималетто» он простился с Катей, поздравил её с наступающим… как всех остальных сотрудников поздравил, так и её. Ни одного лишнего слова от себя не добавил, и это опять же не давало покоя. Зачем-то пытался понять и представить, что она чувствовала в тот момент, стоя среди женсовета, и глядя на него широко открытыми глазами и, кажется, ловя каждое слово. Будто он говорил только для неё, и счастья и любви в наступающем году желал только ей, а он говорил сухо и официально, сейчас уже самому так казалось, и надежд её, наверняка, не оправдал. А после и уехал вместе с Кирой. Чтобы встретить с невестой Новый год. А Катя… Катя осталась. И Андрей помнил, что боялся обернуться и увидеть её лицо, её глаза и тоску в них. И поэтому больше ни разу не посмотрел на неё.
Вот что он за свинья? Так обидеть девочку.
Хотя, она ничего от него не ждёт. Сама так сказала. И всё понимает.
Вот только он почему-то не хочет, чтобы она понимала, а тем более мирилась. И как раз это в его мыслях и чувствах и казалось неправильным. И именно об этом Андрей уже два дня думал, не признался даже Малиновскому. А ведь до этого каждую свою мысль и проблему, связанную с Катей Пушкарёвой к другу на обдумывание нёс.
Улететь в Лондон они так и не смогли. Кира расстроилась, всё утро жаловалась, что Новый год испорчен, после чего принялась обзванивать друзей и знакомых, пытаясь решить, где же им лучше, удобнее и выгоднее будет этим вечером появиться. Андрей ей не мешал. Смотрел на мутное небо, а думал о том, о чём Кире знать не следует. Да она и не узнает никогда.
Никто никогда не узнает, потому что он никому не признается в своих мыслях и чувствах. Он переживёт, обдумает и примет верное решение. Решение – забыть.
А вот Катю жаль. С её пониманием, чистой любовью, от которой у неё лучатся глаза, с её доверчивостью и наивностью.
- Андрей.
Жданов моргнул, понял, что по-прежнему смотрит на невесту, правда, пустым взглядом, заставил себя улыбнуться и взял у неё бокал. Сделал глоток и только тогда понял, что Кира чего-то ещё ждёт от него. Вокруг были люди, знакомые, в зале играла музыка, и до Нового года оставалось всего несколько минут. И надлежало этому радоваться. Как все вокруг. И Андрей улыбнулся шире, Киру за плечи обнял. И только после этого понял, что Кира ждёт от него поцелуя. Рядом их общие друзья, знакомые, они все за ними наблюдают, и, как всегда, оценивают. Их всегда оценивают, а после сплетничают об их отношениях, стоит им с Кирой отвернуться.
А она к нему прижалась, пальцы вцепились в лацкан его пиджака, крепко и даже судорожно. Андрей опустил глаза к лицу Киры, и понял, что пытаясь поймать его взгляд, она совсем не играет. Улыбается на публику – да, а держит его крепко, потому что чувствует неладное. И на короткое мгновение ему показалось, что поймёт, догадается, и в новогоднюю ночь его ждёт очередной серьёзный разговор и ворох претензий. Но если они у Киры и были, обсуждать их в эту ночь она не хотела. И поэтому смотрела на него умоляюще. Это был взгляд только для него, и Андрею стало неловко. А жалеть её не хотелось.
С какой стати жалеть эту красивую, яркую женщину, которую многие в этом зале считали красавицей, умницей, и откровенно ей завидовали? Они даже не льстили ей, Кира такой и была. И когда-то он её за это полюбил. Ох, как любил. И жалеть сейчас, когда любовь ускользала сквозь пальцы, как песок, права не имеет.
Андрей наклонился и поцеловал её. Крепким поцелуем, и даже наклонил Киру в порыве чувств, и она расслабилась, обрадовалась его пылу, засмеялась, совсем как когда-то. Вокруг им зааплодировали, поддержали задорными возгласами, а руки Киры обняли его. Просто обняли, перестав судорожно хвататься за его пиджак.
- Я люблю тебя.
Она проговорила ему это на ухо, пыталась перекричать голоса и музыку, а Андрей… Андрей смалодушничал. И хотя прекрасно расслышал её признание, притворился оглушённым новогодним ажиотажем вокруг. Только лихо усмехнулся, снова поцеловал Киру, на этот раз в лоб, и отвернулся, вроде как высматривая знакомых. Даже бокалом кому-то отсалютовал.
А у самого во рту горечь, и больше всего сейчас хотелось зажмуриться и остановить круговерть вокруг. Всего на минуту. Остаться в полной тишине, одному, и подумать…
- Куранты бьют!
- Раз, два, три!..
- Считаем!
- Открывайте шампанское!
- Восемь, девять, десять!..
- Андрюш. – Кира снова потянула его к себе, и он послушно наклонился, прижался лбом к её лбу и вот тогда зажмурился. – С Новым годом, - прошептала Кира ему в губы. – Я люблю тебя.
- И я тебя.
А сам представил Катю. Именно в этот момент, под последний удар Курантов. Как она стоит с бокалом шампанского, у накрытого стола, у наряженной ёлки, улыбается родителям… И о чём она думает. О нём?
- С Новым годом! – закричал кто-то совсем рядом.
Андрей Киру отпустил, вскинул руки и тоже закричал. Гул радостных голосов взорвал зал, и Жданов кричал вместе со всеми. Становилось легче, совсем, как в юности. Когда никакие мысли в новогоднюю ночь его не мучили, и муки совести тоже. Когда-то он мог просто радоваться и дарить радость.
- Куда ты собрался? – удивился Малиновский, когда Андрею удалось выловить того в толпе гостей.
- Я ненадолго, - вместо чёткого ответа, сказал ему Жданов. – Меня не будет час, максимум. Отвлеки Киру.
- Как, интересно? Ламбаду перед ней станцевать?
- Попробуй, - с лёгкостью согласился Андрей. Потом толкнул друга в плечо, решил подбодрить. – Ромка, ты же умный. И предприимчивый. Поэтому мы с тобой столько и натворили. Вот иди, и прояви себя.
Малиновский недовольно пожевал губами, обернулся на двух блондинок, что оставил, казалось бы, на минуту. Но возразить было нечего, и друга подводить, когда тот так просит, не хотелось, поэтому он нехотя, но кивнул. Но ещё раз бдительно поинтересовался:
- А ты куда собрался?
- Срочное дело.
Андрей другу подмигнул и поспешил к выходу из зала.
Когда он подъехал к дому Пушкарёвых, был уже час ночи. Целый час в новом году успел пройти, а он этот час мотался на машине по улицам, разыскивая подходящий магазин. И всё ради безумной идеи сделать эту ночь для Кати хоть немножко, но волшебной.
Во дворе были люди, веселились, кажется, пили шампанское, и даже танцевали у нелепо наряженной, зато живой ёлки. Из какого-то окна играла музыка. И никто ни на кого не ругался, не кричал, что ночь и завтра на работу, и у людей напрочь отшибло мозги и совесть. Это была особая ночь, новогодняя ночь. Когда сбываются даже самые нелепые желания. Андрей из машины вышел, и пару минут ходил у подъезда, задрав голову, вглядываясь в окна квартиры Пушкарёвых. В них горел свет, Пушкарёвы, наверняка, всё ещё сидели за праздничным столом. Как и положено в нормальных семьях.
Жданов же перелез через невысокий заборчик газона, провалился в снег, который тут же пролез в короткие ботинки, для зимы, а уж тем более для сугробов, даже небольших, совсем не предназначенные. Но сейчас всё это было неважно. Он достал из кармана специально купленный фейерверк и ногой разровнял площадку. Сам себе говорил, насколько это глупо, и что он такими вещами с юности не занимался. Подобные игривые глупости в его исполнении даже Кира не застала. А теперь он под окнами Кати Пушкарёвой, в новогоднюю ночь, и собирается заниматься детскими шалостями. Как мальчишка.
- Подойди к окну, - сказал он ей вместо приветствия и поздравления, как только Катя ответила на его звонок. Телефон выключил, и стал пристально вглядываться в окна её квартиры. Смотрел жадно, задыхаясь от дурацкого волнения и недоверия к самому себе. Но вот в окне её комнаты шевельнулась занавеска, и появился смутный силуэт. И Андрей не сразу поймал себя на том, что разулыбался в этот момент, широко и абсолютно счастливо. Махнул ей рукой. А потом поджог фитиль фейерверка и поспешил отойти на пару шагов. Секунда, две, и раздался сильный хлопок, и в небо взметнулись красные искры, затем ещё и ещё. Фейерверк шумел и радовался за всех, озарял мутное небо красочными огнями, а Андрей стоял и смотрел на окно любимой девушки. И на душе было легко-легко, он даже руки в стороны раскинул, словно всерьёз надеялся взлететь.
А из чьих-то окон неслась песня, передававшая всё, что он в этот момент хотел сказать:
На белом-белом покрывале января,
Любимой девушки я имя написал,
Не прогоняй меня, мороз,
Хочу побыть немного я
На белом-белом покрывале января… [justify]Кира протянула ему бокал шампанского и улыбнулась. Улыбнулась мило, тепло, так, как только она умела. И Андрей засмотрелся на эту улыбку, засмотрелся в глаза любимой женщины, чувствуя, как внутри натягивается тонкая, звенящая струна мук совести. И это было правильно, он должен был чувствовать себя виноватым, и перед Кирой, и перед Катей. Но на сей раз вина была какая-то другая, неподобающая и заставляющая зачем-то сравнивать двух женщин. И вспоминать. Что скрывать, он уже два дня не мог отделаться от мыслей о Кате Пушкарёвой и их ночи в отеле. Малиновский приказал ему забыть, хотя бы на время новогодних праздников. Так и сказал: устрой себе каникулы. Но какие уж тут каникулы? Воспоминания были слишком живы, слишком горячи и отчего-то излишне смущающие. Не своими интимными подробностями, а тем, что наложили отпечаток на его душу. А от этого на каникулы не сбежишь, даже в Лондон. Никакие расстояния не спасут.
К тому же, в Лондон, к родителям, они не попали. Ночью в Москву пришёл снегопад, которым синоптики стращали жителей два дня до этого. Но кто слушает синоптиков, правда? И поэтому они вместе с Кирой вчера дружно отмахнулись и от предостережений Амуры, и даже не попробовали поменять билеты, и улететь вечером. А утром столицу замело. Андрей стоял у окна своей квартиры, смотрел на белый, холодный мир и думал, вспоминал. В нём не было нежности и теплоты, что он ощущал той ночью. Сейчас в нём просыпалось беспокойство, и он искренне недоумевал, не понимал, что происходит, и как с этим бороться. И близкое присутствие Киры лишь усугубляло, потому что смотреть ей в глаза, как выяснилось, он больше не мог. И Ромкины доводы о том, что они предпринимают подобные шаги и идут на всяческий риск и мучения ради «Зималетто», больше не работали. Андрей без конца вспоминал ту ночь, и Катино «честно-честно», и грудь распирало, на сердце было невыносимо тяжёло, и метель, закружившая миллионный город, очень подходила к его настроению.
Вчера в «Зималетто» он простился с Катей, поздравил её с наступающим… как всех остальных сотрудников поздравил, так и её. Ни одного лишнего слова от себя не добавил, и это опять же не давало покоя. Зачем-то пытался понять и представить, что она чувствовала в тот момент, стоя среди женсовета, и глядя на него широко открытыми глазами и, кажется, ловя каждое слово. Будто он говорил только для неё, и счастья и любви в наступающем году желал только ей, а он говорил сухо и официально, сейчас уже самому так казалось, и надежд её, наверняка, не оправдал. А после и уехал вместе с Кирой. Чтобы встретить с невестой Новый год. А Катя… Катя осталась. И Андрей помнил, что боялся обернуться и увидеть её лицо, её глаза и тоску в них. И поэтому больше ни разу не посмотрел на неё.
Вот что он за свинья? Так обидеть девочку.
Хотя, она ничего от него не ждёт. Сама так сказала. И всё понимает.
Вот только он почему-то не хочет, чтобы она понимала, а тем более мирилась. И как раз это в его мыслях и чувствах и казалось неправильным. И именно об этом Андрей уже два дня думал, не признался даже Малиновскому. А ведь до этого каждую свою мысль и проблему, связанную с Катей Пушкарёвой к другу на обдумывание нёс.
Улететь в Лондон они так и не смогли. Кира расстроилась, всё утро жаловалась, что Новый год испорчен, после чего принялась обзванивать друзей и знакомых, пытаясь решить, где же им лучше, удобнее и выгоднее будет этим вечером появиться. Андрей ей не мешал. Смотрел на мутное небо, а думал о том, о чём Кире знать не следует. Да она и не узнает никогда.
Никто никогда не узнает, потому что он никому не признается в своих мыслях и чувствах. Он переживёт, обдумает и примет верное решение. Решение – забыть.
А вот Катю жаль. С её пониманием, чистой любовью, от которой у неё лучатся глаза, с её доверчивостью и наивностью.
- Андрей.
Жданов моргнул, понял, что по-прежнему смотрит на невесту, правда, пустым взглядом, заставил себя улыбнуться и взял у неё бокал. Сделал глоток и только тогда понял, что Кира чего-то ещё ждёт от него. Вокруг были люди, знакомые, в зале играла музыка, и до Нового года оставалось всего несколько минут. И надлежало этому радоваться. Как все вокруг. И Андрей улыбнулся шире, Киру за плечи обнял. И только после этого понял, что Кира ждёт от него поцелуя. Рядом их общие друзья, знакомые, они все за ними наблюдают, и, как всегда, оценивают. Их всегда оценивают, а после сплетничают об их отношениях, стоит им с Кирой отвернуться.
А она к нему прижалась, пальцы вцепились в лацкан его пиджака, крепко и даже судорожно. Андрей опустил глаза к лицу Киры, и понял, что пытаясь поймать его взгляд, она совсем не играет. Улыбается на публику – да, а держит его крепко, потому что чувствует неладное. И на короткое мгновение ему показалось, что поймёт, догадается, и в новогоднюю ночь его ждёт очередной серьёзный разговор и ворох претензий. Но если они у Киры и были, обсуждать их в эту ночь она не хотела. И поэтому смотрела на него умоляюще. Это был взгляд только для него, и Андрею стало неловко. А жалеть её не хотелось.
С какой стати жалеть эту красивую, яркую женщину, которую многие в этом зале считали красавицей, умницей, и откровенно ей завидовали? Они даже не льстили ей, Кира такой и была. И когда-то он её за это полюбил. Ох, как любил. И жалеть сейчас, когда любовь ускользала сквозь пальцы, как песок, права не имеет.
Андрей наклонился и поцеловал её. Крепким поцелуем, и даже наклонил Киру в порыве чувств, и она расслабилась, обрадовалась его пылу, засмеялась, совсем как когда-то. Вокруг им зааплодировали, поддержали задорными возгласами, а руки Киры обняли его. Просто обняли, перестав судорожно хвататься за его пиджак.
- Я люблю тебя.
Она проговорила ему это на ухо, пыталась перекричать голоса и музыку, а Андрей… Андрей смалодушничал. И хотя прекрасно расслышал её признание, притворился оглушённым новогодним ажиотажем вокруг. Только лихо усмехнулся, снова поцеловал Киру, на этот раз в лоб, и отвернулся, вроде как высматривая знакомых. Даже бокалом кому-то отсалютовал.
А у самого во рту горечь, и больше всего сейчас хотелось зажмуриться и остановить круговерть вокруг. Всего на минуту. Остаться в полной тишине, одному, и подумать…
- Куранты бьют!
- Раз, два, три!..
- Считаем!
- Открывайте шампанское!
- Восемь, девять, десять!..
- Андрюш. – Кира снова потянула его к себе, и он послушно наклонился, прижался лбом к её лбу и вот тогда зажмурился. – С Новым годом, - прошептала Кира ему в губы. – Я люблю тебя.
- И я тебя.
А сам представил Катю. Именно в этот момент, под последний удар Курантов. Как она стоит с бокалом шампанского, у накрытого стола, у наряженной ёлки, улыбается родителям… И о чём она думает. О нём?
- С Новым годом! – закричал кто-то совсем рядом.
Андрей Киру отпустил, вскинул руки и тоже закричал. Гул радостных голосов взорвал зал, и Жданов кричал вместе со всеми. Становилось легче, совсем, как в юности. Когда никакие мысли в новогоднюю ночь его не мучили, и муки совести тоже. Когда-то он мог просто радоваться и дарить радость.
- Куда ты собрался? – удивился Малиновский, когда Андрею удалось выловить того в толпе гостей.
- Я ненадолго, - вместо чёткого ответа, сказал ему Жданов. – Меня не будет час, максимум. Отвлеки Киру.
- Как, интересно? Ламбаду перед ней станцевать?
- Попробуй, - с лёгкостью согласился Андрей. Потом толкнул друга в плечо, решил подбодрить. – Ромка, ты же умный. И предприимчивый. Поэтому мы с тобой столько и натворили. Вот иди, и прояви себя.
Малиновский недовольно пожевал губами, обернулся на двух блондинок, что оставил, казалось бы, на минуту. Но возразить было нечего, и друга подводить, когда тот так просит, не хотелось, поэтому он нехотя, но кивнул. Но ещё раз бдительно поинтересовался:
- А ты куда собрался?
- Срочное дело.
Андрей другу подмигнул и поспешил к выходу из зала.
Когда он подъехал к дому Пушкарёвых, был уже час ночи. Целый час в новом году успел пройти, а он этот час мотался на машине по улицам, разыскивая подходящий магазин. И всё ради безумной идеи сделать эту ночь для Кати хоть немножко, но волшебной.
Во дворе были люди, веселились, кажется, пили шампанское, и даже танцевали у нелепо наряженной, зато живой ёлки. Из какого-то окна играла музыка. И никто ни на кого не ругался, не кричал, что ночь и завтра на работу, и у людей напрочь отшибло мозги и совесть. Это была особая ночь, новогодняя ночь. Когда сбываются даже самые нелепые желания. Андрей из машины вышел, и пару минут ходил у подъезда, задрав голову, вглядываясь в окна квартиры Пушкарёвых. В них горел свет, Пушкарёвы, наверняка, всё ещё сидели за праздничным столом. Как и положено в нормальных семьях.
Жданов же перелез через невысокий заборчик газона, провалился в снег, который тут же пролез в короткие ботинки, для зимы, а уж тем более для сугробов, даже небольших, совсем не предназначенные. Но сейчас всё это было неважно. Он достал из кармана специально купленный фейерверк и ногой разровнял площадку. Сам себе говорил, насколько это глупо, и что он такими вещами с юности не занимался. Подобные игривые глупости в его исполнении даже Кира не застала. А теперь он под окнами Кати Пушкарёвой, в новогоднюю ночь, и собирается заниматься детскими шалостями. Как мальчишка.
- Подойди к окну, - сказал он ей вместо приветствия и поздравления, как только Катя ответила на его звонок. Телефон выключил, и стал пристально вглядываться в окна её квартиры. Смотрел жадно, задыхаясь от дурацкого волнения и недоверия к самому себе. Но вот в окне её комнаты шевельнулась занавеска, и появился смутный силуэт. И Андрей не сразу поймал себя на том, что разулыбался в этот момент, широко и абсолютно счастливо. Махнул ей рукой. А потом поджог фитиль фейерверка и поспешил отойти на пару шагов. Секунда, две, и раздался сильный хлопок, и в небо взметнулись красные искры, затем ещё и ещё. Фейерверк шумел и радовался за всех, озарял мутное небо красочными огнями, а Андрей стоял и смотрел на окно любимой девушки. И на душе было легко-легко, он даже руки в стороны раскинул, словно всерьёз надеялся взлететь.
А из чьих-то окон неслась песня, передававшая всё, что он в этот момент хотел сказать:
На белом-белом покрывале января,
Любимой девушки я имя написал,
Не прогоняй меня, мороз,
Хочу побыть немного я
На белом-белом покрывале января…[/justify]
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
